Сумерки и листья.

У меня нет ничего, что я доподлинно знаю о нем. Вся информация держится 
в секрете, даже от меня. И у меня нет пароля. Нет пароля, чтобы попасть туда 
и проверить, чтобы понять. Понять его. Понять, кто он до конца, понять, кто 
на самом деле тот,  кого я люблю. Тацуми... Это имя похоже на шелест листьев
в сумерках. Как хорошо, что он ничего не знает. Ничего не знает обо мне.  

Я был единственным, кто видел Его без маски.  Маска была сама отрешенность, 
лишенная чувств. Без маски... без маски - тихий звездный свет, пробивающийся 
сквозь листья деревьев в сумерках.Его Смерть. Видеть без маски свою 
смерть - наверно, это звучит занятно. 
Он стоял у окна. Я смотрел на его волосы - смещение призрачного золота и 
фиолетовых теней, свободно лежащие на его плечах. Волнистые и легкие, к 
которым так хотелось прикоснуться рукой. Он никогда не запрещал мне этого. 
Но я никогда не мог сделать этого, если не получал на это его молчаливого, 
негласного позволения. 
- Тацуми... Подойди... 
Теперь... Теперь это было можно. Я подошел и обнял его. Наши тела 
соприкоснулись. Сквозь ткань одежды я ощущал его - немое наслаждение, 
звездный свет, хлынувший в мои жилы, наполнивший счастьем мою плоть. 
Неужели Смерть, само воплощение Смерти, может настолько наполнять 
жизнью?Я забылся, закрыв глаза. Полностью растворяясь в нем. 
Откуда-то издалека, как тихая музыка, прозвучал Его голос, Его слова. 
- Тацуми... Очнись...
                 
Больше всего Тацуми хотелось пить. Губы были запекшимися и сухими. Он 
чувствовал, как из раны под ребрами течет кровь, становясь вязкой и густой, 
саднящей кожу на зажимающих рану пальцах. Тацуми умирал. 
- Доктора! Позовите врача! - испуганно закричали где-то рядом. Кажется, 
голос принадлежал молодой женщине. Скорее всего, это была та самая 
торговка цветами, что шла за ним следом. Удивительно, что убийца не тронул ее. 
- Чего орешь? - ей ответил грубый мужской голос. Тацуми слышал его отчетливо 
и ясно, хотя цвета окружающего мира перед его глазами уже начинали угасать. 
- Прошу вас, помогите! - в голосе девушки звучало отчаяние. - Кажется... 
Он еще жив... 
Тацуми слышал шорох тяжелых шагов, и то, как кто-то мрачно и громко 
выругался рядом. Раздался треск разрываемой ткани. 
- Вот, возьми... Рубаха грзяная, но лучше ничего нет. Может это хоть как-то 
остановит кровь. Перетяни рану, а я... Я поищу кого-нибудь... Хотя... Теперь это 
ему вряд ли поможет... Черт... - сильные руки взяли Тацуми за плечи и 
перевернули на спину. - Да, вряд ли. Слишком много крови потерял. 
Тацуми протащили по улице, взяв под мышки, и прислонили спиной к стене. 
Тяжелые шаги быстро удалялись. 
Тацуми скорее посувствовал, чем увидел или услышал, как девушка встала на 
колени с ним рядом. Ее руки, слегка влажные и холодные, прикоснулись к 
руке и отняли ее от раны. Кровь сразу же хлынула сильнее. 
- Потерпи. Я сейчас. 
Она начала перетягивать рану. Зачем? Этот вопрос отдался в его мозгу 
вялым удивлением. Зачем он ей? Они совершенно не знакомы, почти. Пару 
раз он покупал у нее цветы для Нару. Вряд ли она его запомнила. Или 
запомнила? Иногда он слышал от других, что он красивый. Может быть, и 
запомнила... Они... Эта девушка и он, они ведь совершенно чужие друг другу. 
Тацуми открыл глаза. Золото ее влос, рассыпавшихся по плечам, золото волос 
в солнечных бликах - первое, что бросилось ему в глаза и ослепило. Он снова 
мог видеть. Видеть... Неужели не все еще потеряно? Он чувствовал, как ее 
прикосновение вливают в его угасающее тело что-то, похожее на жизнь, 
словно она отдавала ему свои силы. Чуствовал или... уже бредил. 
- Держись! - девушка была сильно испугана раной и обилием крови, но это 
не мешало ей быстро и уверенно делать перевязку. - Ты должен 
продержаться. Акира позовет врача, если найдет, будь уверен! 
Тацуми ничем не ответил ей, кроме отчаянного взгляда, вмещающего в себе 
боль и благодарность. Ее корзинка стояла рядом. Он ощущал аромат ее 
цветов. - Я почти ничем не могу помочь тебе. Если бы я только была врачом! 
Но я всего лишь торговка цветами! - с досадой бросила она, с неженской 
силой затягивая узел  - Черт! Все уже почти промокло! 
Девушка вытащила из корзинки для цветов ножницы и начала отрезать 
подол на платье. Ее ноги открылись выше колен. Сильные и красивые. 
Удивительно, что Тацуми отмечал это на грани смерти. Отмечал и старался 
запомнить. 

Судзуки стоял у открытого окна здания королевского департамента. 
Стандартного окна офисного здания, ничем не отличающегося от таких же 
окон во внешнем мире, обычном мире живых людей. Ватари подошел к 
нему, засунув руки в карманы белого халата.
Небо за окном было соткано из синего, сиреневого и алого. И белая вишня 
вечно облетала в саду вокруг белого здания департамента. В стране Мейфу, 
стране, куда стекались души умерших. 
- Ты опять где-то далеко? - удыбнувшись, Ватари прикоснулся пальцами 
к плечу Судзуки. Тот испуганно вздрогнул. По телу Судзуки пробежала 
дрожь, как  электрический ток, и Ватари почувстовал это. Как заметил и то, 
что за миг  до его прикосновения взгляд Судзуки был отчужденным и 
пустым, а теперь, мгновенно сфокусировавшись на Ватари, наполнился 
вниманием. 
- Я видел цветущие лотосы на темной воде, под зведным небом, - тихо 
проговорил Судзуки. - Они вбирали в себя звездный свет и от того светились 
сами. Золотым и синим светом. 
Ватари только пожал плечами. Он не видел и, наверное, никогда не увидит 
того, что доводилось видеть этому юноше с аметистовыми глазами, Судзуки, 
в ком заключалась такая сила нести смерть, чтоб об этом было порой неуютно 
думать. Судзуки видел другие миры. Раньше об этом не знал никто, кроме 
Ватари. Судзуки не открывал своих тайн даже Тацуми, своему бывшему 
напарнику. И... даже Хисоке. Интересно знать,  
почему  именно Ватари, который не понимал в том, что видит Судзуки, ровным 
счетом ничего, было доверено первым проникнуть в его тайны. Не от того ли, что 
они чем-то похожи. Что они оба ищут любовь. 
Сумерки за окном становились все темнее. Ватари, поежившись, вежливым и 
молчаливым жестом отстранил от окна Судзуки. Ветер снаружи неожиданно 
показался ему на удивление неуютным и  холодным. Таким же холодным и 
отстраненным, как... пустые глаза графа Эмы в прорезях маски. 
- Извини, я закрою окно, - проговорил он, и немедленно сделал то, о чем говорил. 
- Становится прохладно.  
- Ватари... - Судзуки повернулся к нему и неожиданно его рука сжала руку 
ученого. - Мне страшно. 
- Что такое? - Ватари заглянул в большие аместистовые глаза. Там и в самом 
деле застыл страх и какая-то обреченность.
Еще никогда Ватари не видел, чтобы Судзуки боялся. Боялся чего-то настолько. 
Ватари хотелось отшатнуться от тоски и безысходности в этом взгляде, таких же 
сильных, как  и страх. 
- Что, если я не сумею с ним справится, Ватари?  Знаешь, что будет тогда... Он 
выпотрошит меня всего, чтобы я стал его фарфоровой куклой. Куклой, которая 
развлекает его и убивает ради него. И... дает ему в руки Силу для того, чтобы 
убивать. Черт возьми, Ватари, я не хочу быть его куклой. Но я должен, должен 
пойти туда... К нему... Чтобы он, наконец, остановился. Ватари обнял Судзуки, 
прижавшись щекой к его плечу. 
- С тобой будет Тацуми. Он не даст случиться ничему плохому. 
Снова дрожь по всему телу Судзуки, как  электрический ток. Но Ватари уже 
чувствовал, как успокаивается дрожь Судзуки от теплоты  этого дружеского, 
незначащего объятия. 
- Ватари...
- Что? 
- Сегодня мы с Хисокой... - неловкая пауза. Но страх в голосе Судуки 
уже исчезал. Сменяясь затаенной  радостью и  смущением. - Мы... 
целовались на твоем мосту. 
- А? - задумчиво отозвался Ватари. 
Его мысли куда-то уплывали. Рядом с Судзуки он всегда начинал думать 
о странных вещах, и теперь он думал о Тенях. Тенях, которые призывает 
Тацуми. И том, откуда у него Такая сила. 
- Поздравляю, - Ватари постарался, чтобы в его голосе прозвучало как 
можно больше соучастия и тепла. 
- Я тут подумал, - Судзуки мягко отстранился и взяв Ватари за плечи, 
посмотрел ему в глаза. - Ты уверен, что тебе обязательно нужен этот 
препарат?...  Чтобы стать девушкой... Глаза Ватари сами собой удивленно 
расширилсь от недоумения и удивления. 
- Разве  это вопрос, Судзуки? По-моему, только ты можешь обращать такие 
вещи в вопрос. Неужели это не очевидно? 
Судзуки пожал плечами и уже собирался что-то сказать, как дверь в кабинет 
Ватари открылась. На ее пороге, как проза жизни, стоял шеф особого отдела, 
с мрачной физиономией и кипой бумаг под мышкой. 

За окном, на бледном небе, зажигались первые звезды. Граф сидел на 
подоконнике, в одних темно-синих брюках, закинув ногу на ногу. 
Зведный свет блестел на его бледно-золотых волосах, как бриллиантовая 
крошка или осколки стекла. Граф поднял бокал и коснулся губами его 
края, пригубив вина. Иногда он умел быть холодным. 
Потрясающе-холодным после того, как еще несколько минут назад зведный 
свет, должно быть, текущий в его крови, казался Тацуми просто обжигающим. 
Переменчивый, как ветер весной. Неужели только Тацуми мог видеть графа 
таким. Открытым настолько, для него. Остальные видели только маску и 
пустоту в глазах.
- Прости, - граф улыбнулся краешком губ, но улыбка его показалась Тацуми 
какой-то зловещей. - Я только что думал он нем, об  этом докторе. Людям, 
конечно, свойственно забываться. Но Мураки, похоже, слишком уж  увлекся... 
Впрочем...,  не сейчас... Отставив в сторону  бокал, граф спустился на пол и 
сел рядом с Тацуми, взяв его за руки. 
- Я знаю, чего ты хочешь, мастер Теней, - на этот раз  улыбка Эмы была  немного 
насмешливой и удивительно теплой. - Помнишь белый мост через черную реку 
в вишневом саду? 
Тацуми, недоумевая, кивнул. 
- Иди туда. Он тоже будет  там, на мосту. Сегодня он весь твой. 

Акира все не появлялся. Тацуми все также сидел, прислонившись к стене, и 
девушка-цветочница сейчас поддерживала его рукой за плечи. Улица была 
сумрачной и пустой. Медленно оускался вечер, и солнце опускалось за дома, 
ставив только широкую бледно-золотую полосу над крышами в небе. Тацуми 
мучительно хотелось пить. Но он знал, что для этого девушка должна уйти 
и ставить его, и этого его пугало. Он знал, что умирает, и боялся умереть без 
нее, в полном одиночестве. Он потылася незаметно глотнуть влажный к 
вечеру воздух пересохшим ртом, и она тут же это заметила. 
- Подожди, - девушка начала рыться в корзинке с цветами, выташила оттуда 
маленькую глиняную бутыль с деревянной поробкой, и отодрав еще кусок от 
почти не существующего подола, намочила его и провела по губам Тацуми. 
- Пить... 
- Тебе нельзя сейчас пить, - она тяжело вздохнула. - А, впрочем, ты может 
глотнуть воды, но пообещай мне, что обязательно ее выплюнешь. 
Тацуми кивнул. Девушка поднесла бутыль к его губам. Как только вода 
попала на кончик его языка, его охватило непреодолимое желание опустошить 
всю бутылку. Но он обещал. И он не проголотил воду, а только промочил рот. 
- Почему мне нельзя пить? - его голос прозвучал почти умоляюще, и Тацуми 
сам устыдился этого. 
- Из-за твоей раны, - теперь девушка перестала волноваться и была предельно 
спокойна. - Я немного общаюсь с императорским врачом, иногда. Когда он 
покупает у меня цветы. Сначала ее нужно зашить. И даже потом, какое-то время...
Тацуми закрыл глаза. Веки тяжелели. Очередная повязка была совсем мокрой, 
хотя ее наложили недавно. Почему он еще жив? Почему он жив до сих пор? 
- Эй, не засыпай! - решительно и громко сказала цветочница. - Ты не должен 
засыпать. Ты должен держаться. 
С закрытыми глазами, Тацуми почувсвовал, как что-то невилимое и почти 
неощутимое исходит от нее и вливается в его тело. Тепло. Жизнь... Как новая 
кровь... Так было уже несколько раз. И после этого ему ненадолго становилось 
легче. 
- Акира сейчас придет. Он обязательно приведет врача. 
Но Акиры не было. Прислонившись щекой к плечу девушки, Тацуми со 
щемящей печальню думал о Нару, которой, скорее всего, не увидет уже никогда. 
Он догадывался, кто подослал убийцу. Отец Нару. Еще недавно его устраивало 
все. И то, что Тацуми принадлежал к небогатой семье, и то, что он состоял в 
тайной личной полиции императора. Он был готов простить это Тацуми, 
потому что его драгоценная дочь любила его. Но Тацуми знал, что лорд 
Сейто ходил к гадателю почти перед самой свадьбой. К несчатью это был 
хороший гадатель, один из самых лучших. И он рассказал о лорду Сейто о 
даре Тацуми. Или его проклятии. Почти наверняка убийца принадлежал к 
какому-нибудь храму в горах и считал свое дело добродетелью. 
Тепло было золотого цвета и оно текло по его жилам, растекалось по его 
мышцам. Теперь Тацуми снова смог открыть глаза. Чтобы увидеть Тени. 
Они стекались сюда, чтобы поговорить с ним. И чтобы с ним попрощаться. 
- Так это ты? - внезапно проговорили рядом. 
Холодный и красивый голос был знаком ему. Он принадлежал Арисугаве, 
императорскому врачу. Акиры с ним не было, но, по всей видимости, именно 
он указал Арисугаве, где находится раненый. 
Перед глазами Тацуми возникло темно-синее кимоно с золотой каймой. А 
потом Арисугава опустился перед ним на колени и Тацуми стретился взглядом 
с его странными глазами, глазами синего цвета с крохотными золотистыми 
точками. 
- Оставьте его, Айлин. Я посмотрю. 
Руки Арисугавы легли на ладонь Тацуми, чтобы отнять ее от раны. И его 
холодеющей руке они показались просто раскаленными. 

Когда шеф и Судзуки ушли, Ватари свернул все программы и выключил 
компьютер. За окном было уже совсем темно. Ватари встал, чтобы пройтись 
по кабинету и размяться, и сразу же подумал, насколько здесь душно и тесно.  
Все здесь, все шкафы, компьютеры и пробирки, сейчас словно подступали 
со всех сторон, не оставляя воздуха и никакой свободы. Впервые, внезапно, 
он испытал злость на свою работу и все то, что с ней было связано. Это 
было так удивительно, и , в то же время неоставляло никаких сомнений. 
Наука, которой он был так одержим, мешала ему дышать. Ему нужен был 
воздух. 
Не снимая халата, Ватари позвал асситента и, велев в ему доделать работу, 
вышел из кабинета. Ассистент посмотрел ему вслед круглыми от изумления 
глазами, но промолчал. 
Ватари направился к выходу из здания департамента. Он сам не знал, куда 
точно шел. Туда, куда несли ноги. Коридоры департамента были в этот час 
почти пусты. Но в кабинете шефа еще горел свет. ( Иногда Ватари начинало 
казаться, что шеф просто живет на работе... И то, что он живет со своей 
работой... душа в душу.) Сквозь приоткрытую дверь Ватари видел, что 
Тацуми сидел вместе с шефом за столом перед кипой бумаг. 
На секунду он задержался, позволив себе остановить взгляд на Тацуми. И 
тотчас же невольно защемило сердце, а потом сжалось горло, перехватывая 
дыхание, и Ватари заспешил дальше. 
Тацуми... Шелест листьев в сумерках... Тацуми, говорящий с тенями... 
Иссиня-сумеречная чернота глаз... Что будет, если он, Ватари, так и не 
сумеет найти препарат, изменяющий пол? Что?! 
Ватари помнил рассказы про его Нару, про возлюбленную Тацуми. Тацуми 
нравились девушки. Всем молодым людям, которые когда-либо нравились 
Ватари, нравились девушки! 
Ватари вышел из здания департамента, хлопнув дверью. Ноги вел его в 
вишневый сад, на белый мост через реку с золотыми листьями. 

- Мне очень жаль, Айлин... - Арисугава отстранился, и на его холодном 
красивом лице с тонкими чертами отразилось сожаление. 
И сострадание. О, неужели? Кто-то удрстоился сострадания врача Арисугавы. 
И кто бы это мог быть? Неужели простой офицер тайной полиции императора? 
Но изумление Тацуми было лишь тенью из теней на фоне белой бездушной 
стены безнадежности. 
Когда сам Арисугава говорил пациенту: "Очень жаль", - здесь было 
действительно не на что рассчитывать. Это означало только одно - пациент 
на пороге смерти. 
Откинув с лица упавшие пряди бледно-золотых волос, императорский доктор 
встал. 
- Ему нужен священник, а не врач. Я бы попросил вас, Айлин, сходить в 
ближайший храм, пока Тацуми-сан еще жив. А я пока побуду с ним. 
- Его зовут Тацуми? 
- Пожалуй, что так. Идите, Айлин. 
Лицо девушки выразило отчаяние и неверие.
- Арисугава-сан! Но, может быть...
- Нет, Айлин, - в голосе врача звучало искреннне сожаление, но сожаление, 
отвергающее всякую надежду. - Идите. 
- Неужели это из-за того, что он потерял так много крови? Я делала для него 
все, что могла. И почему только я не врач?! Почему?! - девушка встала, слегка 
пошатнулась и ухватилась рукой за стену. 
Арисугава подхватил ее. Янтарные глаза с синими точками вгляделись в в ее 
лицо внимательно и испытующе. 
- А вы и в самом деле хотели бы быть врачом, Айлин? Вы уже и так сделали 
для него все возможное. Более, чем возможно сделать, будучи обычным 
человеком. Глаза Арисугавы, всегда внимательные и теплые, вдруг показались 
ей золотисто-синими льдинками. И его руки, подзхватившие ее. Их холод, 
казалось, прожигал через одежду. Впервые в жизни Айлин ощутила, что этот 
человек может вызывать у нее страх, самый настоящий, необъяснимый 
животный страх смерти. Айлин сама удивилась, когда ее губы приоткрылись, 
чтобы ответить ему:
- Я сделала бы для него всего, что угодно. Если бы могла. 
Доктор усмехнулся. 
- Быть врачом не так то легко, Айлин. Иногда это означает и в само 
деле отдать всего себя, чтобы исцелить чужие раны... Найдите 
священника побыстрее. Иначе он умрет. 
Это было так странно, но холод, исходивший от него, придал Айлин 
силы. Холод заструился в ней, расекаясь в крови, помог ей выпрямиться 
и быстро пойти вперед. У поворота на перекрестке Айлин вспомнила, что 
забыла рядом с Тацуми свою корзинку с цветами. И оглянулась, чтобы 
еще раз издалека увидеть его лицо. 

Ветер подхватывал белые вишневые лепестки. Нежный вечерний ветер, 
ласковый и теплый. Откуда-то издалека он нес аромат благовоний и тихий 
тонкий перезвон колокольчиков. Тацуми шел по белой песчаной дорожке 
через сад. Разноцветные крохотные светлячки носились воздухе стайками, 
как россыпи искр. В траве и кустах выводили трели цикады. И во всем 
этом дрожала печаль, даже в оранжевом свете фонарей и на тонких гранях 
листьев. В последние дни эта необъяснимая, нежная и сильная печаль 
пронизывала все. В последние дни Тацуми не покидало ощущение, что 
Мейфу и весь мир, особенно вовне, где вовсю зеленели листья и цвела 
весна, прощается с чем-то важным и дорогим дня него. Прощается или 
приготовился проститься. 
И если вовне это было только настроение и неясное предчуствие, 
таившееся в дурманящем запахе сирени, то в Мейфу оно звучало как 
уверенность. Листья засохнут и попаюдут от летней жары. И что будет 
потом? Пересохшие, пыльные улицы и пустота. 
Тацуми вдруг почуствовал, как глаза его стали влажными. И он позволил 
беспричинным слезам появиться на них, хотя всегда считал плач слабостью. 
И самые первые слезы, с трудом отпущеннные на волю, сразу принесли 
ему глоток свободы. Стало легче дышать. 
Отчего все это? Тропинка прибилжалась к мосту. И уже издалека Тацуми 
заметил сквозь листья деревьев фигуру в белом, облокотившуюся на перила. 
Как и издалека почувствовал его несвободу и печаль. И печаль Ватари была 
как тихая, грутная мелодия, игравшая в унисон с той, что звучала в саду 
Мейфу. Флейта. Это была тихая и грустная мелодия одинокой флеты. 
"Так давно... - подумалось вдруг Тацуми. - Я знаю его так давно. И я люблю 
его так давно. И мне так страшно причинить ему боль. Почему я боюсь 
любить его? Ведь я никогда и никого не боялся любить?" 
Он остановился перед самым мостом. Перегнувшись через перила, Ватари 
смотрел в воду. Должно быть, на свои плывущие золотые листья, 
скрывающие в себе неведомое волшебство. Волшебство, способное 
освободить от печали и обрести надежду. Но совсем ненадолго. 
- Ватари! - позвал Тацуми. 
Ученый вздрогнул от его голоса. Да, так и никак иначе. Именно от его 
голоса. И как раньше Тацуми мог сомневаться?
Ватари поднял голову и посмотрел на него. 
- Тацуми? 
Тацуми подошел ближе. Из-за оранжевого света фонрей над мостом 
золотые волосы Ватари казались похожими на пламя. В больших янтарных 
глазах за прозрачными стеклами очков отражались удивление, смущение и 
робость. 
- Не ожидал встретить тебя здесь, первый секретарь отдела вызова. 
- Вот как?
Тацуми встал рядом с ним, спиной к реке. Золотые листья были там, они 
неслись по течению и мерцали в темноте, как крылья светлячков. На них 
можно было смотреть долго и забыть обо всем. Но Тацуми смотрел на 
Ватари. Он улыбнулся. И, наверно, 
было что-то такое в его улыбке, от чего Ватари опустил глаза. 
- Я пришел сюда, чтобы увидеть тебя, Ватари, - спокойно сказал 
Тацуми. - Я знал, что ты здесь. 
- А... Неужели? - Ватари слегка опустил глову, отвернувшись. Волосы
 упали ему на лицо. 
Возможно, где-то в глубине души ученый догадывался, зачем пошел сюда. 
И зачем они встретились. Тацуми ощущал, как Ватари ждал. И как боялся. 
И флейта печали Ватари умолкла, сменившись бешеным стуком его сердца. 
- Ватари... - ладонь Тацуми несмело накрыла его руку. 
Врач поднял глаза и слегка отодвинулся. 
- Что? 
Взгляд Ватари был почти умоляющим. Но янтарные глаза сами не знали 
толком, чего просили у Тацуми - уйти немедленно или остаться. 
"Еще немного, и я действительно уйду, " - подумал Тацуми.
И тотчас же взяв Ватари за подпобородк, уверенно поцеловал его в губы. 
"Тацуми?!" - янтарные глаза расширились от удивления. 
Но, не смотря на страх и бешено бившееся сердце, Ватари не отстранился. 
Он совершенно не умел целоваться, но раскылся своему первому поцелую 
полностью, как золотые лилии раскрываются утреннему солнцу на 
рассветной глади реки. Тацуми почувствовал его тонкие пальцы на 
затылке, в своих волосах. Фонарь над мостом покачнулся и скрипнул, 
хотя ветра не было. Над их головами пронеслась стая светлячков. 
Золотое тепло Ватари, выпущенное на волю, через одежду проникало во 
все тело Тацуми и согревало его, струясь по жилам, проникая в кровь. 
Тепло, которое Тацуми знал так долго и так долго помнил. 
Тени в сумерках сада, прячущиеся меж листье, в под лепестками 
цветов и высоко в ветвях деревьев, удивленно зашептались. Печаль в 
саду Мейфу чуть угасла, уступая место робкой надежде. 
Ни говоря больше ни слова, Тацуми подхватил Ватари на руки. Тени 
молча расступились перед ним, открывая сумрачный коридор. 
"Если ты доверишься мне", - сказала Ватари бездонная синева его глаз.
"Как и всегда", - ответило сумеречной синеве янтарное тепло, и Ватари 
молча улыбнулся, склонив голову ему на плечо. 
Тацуми улыбнулся ему в ответ и шагнул в сияющую черноту теней. 

Девушки с золотыми волосами  больше не  было рядом. Но осталась 
корзинка с ее цветами, и Тацуми держался за  этот  запах только чтобы... 
Дождаться ее возращения, увидеть ее еще раз перед тем, как...
Его мысли начинали размываться. 
Поначалу он старался держать глаза открытыми, но веки постепенно 
тяжелели и опускались. Она ушла. И казалось, с ее уходом жизнь начала 
стремительно останавливаться в нем. Ему даже чудилось, что он видит, 
как  она уходит - бледно-золотой рассеивающийся свет, как пыльца 
уносимая ветром, разлетающаяся, гаснущая.
- Арисугава, - Тацуми поднял голову и встретился взглядом с врачом. 
Сине-золотые  глаза Арисугавы были теплыми и безумно-глубокими. 
Еще немного и Тацуми упадет в них, как в омут. Но  для чего? Чтобы 
раствориться в чистой глубокой воде и или чтобы сгнить трупом на 
дне? 
- Я знаю, ты увидишь еще Нару, - хрипло и едва слышно прошептал 
Тацуми. - Скажи ей, что я любил ее. 
Свет снова начал меркнуть. Темнота... Сумерки... И холод... Подступали 
со всех сторон. Тацуми слышал, такой близкий, шепот Теней. Как  
странно, что они не плакали по нем. Они шептались о нем так, словно 
он не умирал, словно он точно останется с ними. Может быть, он и в 
самом деле не умрет...
И в  этот миг чернота перед ним разверзлась. И из глубины ее, 
стемительный и сияющий, навстречу ему рванулся ослепительно-белый 
свет. 

Это было так непривычно... Чувствовать поцелуи Тацуми на своей шее, 
целовать его, ощущать его рядом с собой. Это было, как сон, в который 
очень хотелось поверить, и который казался абсолютно нереальным. 
Тело Ватари отзывалось на каждое прикосновение Тацуми... Синие 
сумерки... Ватари предчувствовал, какими невыразимо нежными они 
могут быть. Он так давно ждал их нежности. 
Тацуми расстегнул на нем рубашку, и уже от  первых прикосновений губ
 Тацуми к груди сердце Ватари замерло, и дрожь наслаждения пьянящей 
волной пробежала по всему его телу. Его первая ночь любви... Ватари 
никогда не думал, что она будет так нечеловечески хороша. Охваченный 
нетерпением, он сам начал раздевать Тацуми, расстегивая на нем рубашку 
непослушными пальцами.И так же неумело, но искренне он попытался 
повторить ласки Тацуми, касаясь губами его груди. 
Тацуми выдохнул, долго и прерывисто. Его рука легла на бедро Ватари, 
скользнула по нему внутрь, поглаживая его, медленно поднялась вверх. 
Потом рука Тацуми на мгновение замерла в паху, сквозь одежду Ватари 
коснувшись самого сокровенного, того чего до сих еще не касался никто. 
И начала двигаться, вверх и вниз, даря жар и элекрическую дрожь 
наслаждения. Инстинктивно следуя за ней, двигаясь в такт ее движениям, 
Ватари осознал, как его рука столь же уверенно скользит вверх по бедру 
Тацуми. Часто дыша, Тацуми подался навстречу ладони Ватари. 
И уже несколько мгновений спустя Ватари почуствовал, как руки Тацуми 
расстегнули ремень его брюк и коснулись живой обнаженной плоти. 
Новый всплеск наслаждения  и жара на миг захлестнул разум Ватари, 
лишая способности мыслить, полностью подчиняя власти чувства. Губы 
Тацуми нашли губы Ватари и встретились с ними в глубоком долгом 
поцелуе. А затем Тацуми опрокинул Ватари на спину, на кровать. 
Не прекращая ласки, Тацуми освободился от своих брюк.
- Ватари... - припав к  бедру Ватари губами, Тацуми острожно раздвинул 
его ноги . - Я хочу быть с тобой. Полностью. Сейчас...
Он почти спрашивал разрешения. 
 И Ватари внезапно понял, что они оба друг перед другом совершенно 
обнаженные. Как понял и то, насколько сильно и полно желал быть 
близким с ним Тацуми. 
- Сейчас... Но... Но...
Слегка отстранив Тацуми, Ватари отстранился сам, держа руки на плечах 
Тацуми.  
- Ватари... Что такое? - голос Тацуми, не смотря на желание, пылавшее в 
его глазах темным сумеречным пламенем, звучал успокаивающе и почти 
ровно. 
- Я... не уверен, что...
- Не уверен, - ладонь Тацуми мягко коснулась щеки Ватари. - Почему? 
- Дело в том... - Ватари не знал четкого ответа, но это сорвалось с его губ 
само собой:
- Я... Я  еще не нашел  этот препарат, изменяющий пол. Ведь тебе... Тебе 
же нравятся девушки... И Нару...
- Нару? - Тацуми отвернулся и тихо засмеялся
- Ты смеешься?
Ватари чувствовал, как глаза его расширяются все больше и больше от 
недоумения и удивления. 
- Но чему? 
Тацуми двинулся к нему навстречу, преодолев слабое сопротивление его 
рук, и прижался к Ватари всем телом. 
- Нару  давно умерла. И... ты случайно не задавался вопросом, что  я делаю 
с тобой в одной постели, если...  - у него снова вырвался смешок. - Если 
мне нравятся только девушки. 
- Я... Да... - Ватари подумал, что  сам начинает улыбаться. 
Прижавшись щекой к обнаженному плечу Тацуми, он  через него смотрел 
на  отражение их обоих, сидящих на постели в объятиях друг  друга, в 
большом зеркале над комодом, и на трепещущее пламя трех свечей в 
бронзовом подсвечнике. Пламя было темно-синим у самого фитиля, из 
этой синевы вверх поднимался теплый золотой огонь.  
- Да, - проговорил он над самым ухом Тацуми. 
- Что ты сказал? 
- Я сказал - да. Пусть это будет сейчас. 

Девушка быстро шла  по дорожке, ведущей к  храму, и ее движения были 
уверенны, хотя и немного  резковаты. Золотые волосы, платье с подолом, 
коротким до неприличия. 
"Ты уверена, что хочешь быть врачом?" - кажется, так он спросил.
"Да. Да, конечно", - еще и еще раз отвечала она себе. 
Тацуми. Его звали Тацуми. Это имя на поминало ей тихий шелест листьев 
в сумерках, шепот сумеречных теней. Этот человек был таким красивым, и, 
Айлин это знала, таким же непохожим на других людей, как и она. Он был 
необычным. Ему, как и ей, дано было чувствовать и воплощать скрытое 
волшебство, сила которого сама собой прорывалась вовне, чтобы так или 
иначе изменять мир. И если ее магия, как казалось, лечила и несла жизнь, 
то его была предназначена нести смерть. Может быть, для чего-то еще, но 
пока Айлин удалось узнать только это. 
Они были полной противоположностью друг друга, золото солнца и сумерки, 
но Айлин не помнила, чтобы кто-то внезапно стал ей дорог настолько, 
насколько стал это человек. Тацуми...
Он уходил... Или уже ушел. Чувство стремительно нахлынувшей печали вдруг 
полоснуло ее по сердцу острым лезвием ножа. Ушел... Она оглянулась, ища 
вокруг, в движении ветра сквозь листья сирени, пыщно цветущей в храмовом 
саду, в отблесках уходящего заката. Ушел... Кто-то прошептал ей об том. 
Тишайший многоголосый шепот. 
И тут же чей-то голос окликнул ее сзади:
- Госпожа. 
Айлин обернулась. Это был молодой человек в одежде странника, с 
деревянным посохом в руках. Айлин не успела толком раглядеть его лица. 
Рука юноши взметнула стремительно, резко, как атакующая змея, и в грудь 
Айлин пронизывающая боль.
Должно быть, нож был отравлен. Темнота почти мгновенно подступила со 
всех сторон, укутывая ее в прозрачное темное покрывало. Она падала. И пред 
тем, как темнота накрыла ее совсем, перед ее глазами мелькнул кружащийся в 
воздухе лист сирени. Айлин уже не увидела, как он упал ей на лицо. 

Он очнулся от прохладного прикосновения ветра к коже лица. Открыл глаза. 
Высоко над ним колебалось и подрагивало что-то белое, белое как чистый 
первый снег, еще только кружащийся в небе и не пупавший на землю. Потом 
он увидел, что белизну небесного покрова тут и там разрывают лоскуты 
синевы. А потом - то, что над ним цветующая вишня и чистое небо, смотрящее 
на него в прорехи в вишневых цветах. 
Рядом он ощутил чье-то присутствие, еще незримое, но ясное. 
- Кто здесь? 
Кажется, рядом улыбнулись. Чья-то теплая рука накрыла его руку. Тацуми 
вздрогнул и оглянулся:
- Арисугава?! Так я жив?!
Ничего не отвечая, врач снова тонко улыбнулся и покачал головой. 
- Где я? 
- Это Мейфу. Мир Мертвых, - губы врача не размыкались, но Тацуми ясно 
слышал его слова. 
- Так ты... Неужели он осмелился убить даже тебя... 
Ладонь Аригавы нежно и успокаивающе коснулась щеки Тацуми.
- Меня никто не убивал. Скажи мне, Тацуми, знаешь ли ты способ убить 
князя Эму? 
- Что?! 
От неожиданности Тацуми подался вперед и сел. Человек, как две капли воды 
похожий на Арисугаву, сел на траву в вишневом саду рядом с ним. 
- Я следил за тобой в мире живых, назвавшись Арисугавой. Я предвидел, как 
скоро ты можешь уйти сюда и я забрал тебя в Мейфу. 
Князь Эма! Сам Князь! Это звучало так ужасающе, и в то же время теперь 
почему-то казалось таким естественным. И теперь он был совсем другой, 
хотя все так же похож на прежнего врача. Бледно-золотые волосы его излучали 
чужое сияние, а глаза, смешение янтаря и глубокой, как бездна, синевы, не 
были глазами человека. 
Князь встал, подавая руку Тацуми. 
- Идем. 
Тацуми не ожидал, что так легко протянет руку в ответ. 
- А что... стало с девушкой? С Айлин, - вдруг вспомнилось ему. 
- С девушкой, - князь слегка отвернулся, и Тацуми не увидел его глаз. И, как 
вдруг подумалось Тацуми, так было даже лучше. - Она хотела стать врачом. 
В некотором смысле, я помог ей. 

Ватари проснулся посреди ночи. В комнате было светло. В большое окно, 
шторы на котором сегодня так и не удосужились задернуть, смотрела 
огромная печальная Луна. Бледная. Но улыбающаяся светлой печальной 
улыбкой. 
Правая рука Тацуми лежала на обнаженном плече Ватари, левую он чувствовал 
под своей спиной. В теле Ватари все еще дрожали эхом блажество и боль 
первой ночи любви. 
Свечи все еще горели на камине, золотым и синим, неразрывным слиянием 
золота и синевы. 
Ватари взглянул на лицо Тацуми. Его первый любовник мягко улыбался 
во сне. И Ватари улыбнулся ему в ответ, зная наверняка, что сейчас Тацуми 
думает о нем.